БОРИС КУЗЬМИЧ РУДНЄВ
08.10.41 г. Началась эвакуация. По слухам немцы обходят Лебедин. Они было сунулись беззаботно со стороны Штеповки, но были встречены танковым огнем и понесли поражение, было захвачено десятка два мотоциклистов, несколько грузовых автомашин, и кажется один или два танка.
Я видел двух пленных, которых вели в штаб. Какие – то два юнца (как мне показалось. Один, кажется был ранен, другой его поддерживал). Сверху они были покрыты шинелью. Я хотел что – нибудь спросить у них, но побоялся лебединских сплетен.
09.10.41 г. Последние дни по городу ходили настойчивые толки, что будут взорваны общественные учреждения. Я не совсем верил всем этим слухам, а потому лег, как обычно в 9 вечера. Приблизительно, через полчаса раздались сильне взрывы. один за одним. «Началось» – мелькнуло в сознании. Начал спокойно одеваться, взглянув в окно увидел бурлящее пламя в направлении Лозовой артели, правее его скоро засветилось и другое – горел весь зал железной дороги, мукомольная мельница и керосиновый склад. Были взорваны и горели еще лесхоз, электростанция, почта и радиоузел. Такое разрушение непонятно. Для того, чтобы уничтожить, например радиоузел и почту, где взорвали телефонную комнату достаточно было перебить аппараты, не разрушая зданий. Особенно жаль здания бывшего Казначейства. Фундаментальное здание Николаевских времен. Ну а если нашим придется вернуться, если немцы не удержаться, кому придется все это востанавливать? Конечно, не Германии, не Англии.
10.10.41 г. К утру пожары в городе продолжались, к ним присоединились еще хуже – грабежи. 10 – го утром оказалось, что в городе нет никаких властей и преступный элемент начал свою работу, к ним присоединились подростки и бабы. Поговаривали, что сами служащие кооперации позабирали что поценнее, чтобы замести следы, побросали все открытым.
Утром жена уговорила меня не выходить, а сама поехала смотреть не взорван ли или не подожжен ли Музей, вернувшись сообщила, что все цело. Следовательно, власти решили его не уничтожать и моя задача теперь – не допустить его уничтожения. Много вреда причинили два не нормальних парня давно околачивающихся в городе – Гришка и Мотька, которых подучивали разбить окна или ломать замок. Были и такие приемы: баба топором разбивает стекла и переплет окна, после чего подходят мужчины и тащат диван через окно, т.к. двери не поддались взлому.
11.10.41 г. Сегодня в город вступили немцы. Сообщили мне об этом, когда я был в Музее. Идя на обед, я увидел серо – голубые шинели. Они цепочкой тянулись от электростанции мимо Народного дома. Возле разбитого окна аптеки вели они какие – то переговоры. Сначала я предполагал, что со служащими аптеки, но увы, впоследствии оказалось, что там были мародеры – подростки. Аптека не уцелела. А ведь достаточно было кому – нибудь из медицинских работников подежурить в ней, чтобы сохранить необходимое всем нам медицинское имущество.
12.10.41 г. Целый день, до полночи провожу в Музее. Возвращаясь поздно домой вместе с Н.Б. на Сумской улице был остановлен немецким патрулем состоящим из 2-х немцев и третьего штатского. Спросили почему и куда идем так поздно. Штатского я принял за переводчика, но он объяснил, что служит в Лебединской кооперации и при вступлении немцев его задержали для того, чтобы он показал городские учреждения и он, скоро сутки не знает как освободиться. Пришлось самому объясняться, что я директор художественного музея и иду домой, а это мой помощник. На этом благополучно расстались.
13.10.41 г. Не взирая на присутствие немцев, грабежи продолжаются. Школьники принялись за свои школы. Учительство попряталось. Из такого большого коллектива, как например в 1-й школе не видел ни одного человека. Бесплодно мотался завхоз школы и то в подпитии. Когда пришел из Музея и сел пообедать, то увидел, что идет какой – то человек. Это оказался вчерашний незнакомец, которого я принял за переводчика. Он отрекомендовался Влезковым и передал мне требование от коменданта немедленно явиться к нему. Причина этого вызова та, что я вчера обьяснялся с патрулем по немецки и узнать не пригоден ли я в качестве переводчика. Это меня сильно встревожило я шел туда, обдумывая как бы мне половчее избавиться от этого.
Комендатура оказалась на 2-м этаже дома бывшего Золотарева. В нескольких ее комнатах расположился отряд. Везде расставлены ружья, сложены сумки. На стульях и столах тарелки с остатками еды (главным образом кости от уток). Тот , который оказался комендантом, сидел голый, в одних брюках и тщательно рассматривал свою вывороченную рубаху. Он извинился и просил обожать в следующей комнате. Выйдя через несколько минут одетым в форму офицера, он обратился ко мне на немецком языке. Говорил он быстро и с каким – то акцентом и я мало его понял, тогда он попытался обрясниться на каком-то австрийско-галицком наречи. Но я понял его еще меньше. «Шаде, шаде» – сказал он. (Жаль, жаль). На этом розговор и закончился. После этого Влезков попросил меня отредактировать обьявление к населению о том, чтобы снесли в аптеку разграбленные медикаменты, после чего я и выбрался из комендатуры. При выходе ко мне бросились с вопросами – «Вы были у коменданта? Он принимает? Не говорил ли когда будут выпущены заложники? (Заложники в количестве 22 человек сидели тут же в магазине кооперации, сидели они уже около 2-х суток и питались хлебом и ситром). «Граждане, я ровно ничего не знаю, меня вызывали узнать не подойду ли я в качестве переводчика. Это не прошло, вот и все!»
14.10.41 г. Немцы ушли из города. Безвластие и грабежи. Дежурю в Музее до позднего вечера. Проходя в сумерках возле 1-й школы услышал шум и крики. Это завхоз Наливайко изгонял мародеров из здания. Он предложил мне длинный кол и попросил, чтобы я занял позицию у парадних дверей, а он погонит грабителей со второго этажа на меня, и когда они выскочат, то чтобы я бил их колом по голове или по чем попало. К счастью из этого ничего не вышло. При входе немцы прибили досточку к телеграфному столу против сберегательной касс с тремя словами: «ферзихт, фермуттх, ферминт». Смысл неясен. На дверях Народного дома тоже написано что-то мелом с фашистским крестом внизу.
17.10.41 г. То же самое положение. Разграбили и почту. Мальчишки вытащили телеграфные ленты и размотали их по улице. Все это перепуталось с телеграфными проводами поваленных телеграфных столбов. Масса бумажек разграбленных архивов придает улице противный, неряшливый вид. Среди всего этого хаоса снуют группы подростков – большей частью школьников – наше воспитание экзамена не выдержало.
В 4 часа дня низко пролетал немецкий самолет, говорят, что опустился на аэродроме военного городка.
Большая часть мародеров и др. граждан бросилась на колхозные огороды. Это отчасти разумно – иначе погибнет картофель и буряк.
19.10.41 г. Идя часа в 2 из Музея на обед, встретил на Сумской улице ехавшего на прекрасном коне немецкого офицера. Он ехал шагом, осматриваясь по сторонам. Я не заметил на немце оружия, вероятно, был только револьвер. Смелость его меня поразила. Ведь мог ожидать каждую минуту выстрела из-за угла какого-нибудь партизана. Он быстро, спокойно осмотрел меня, даже не поворачивая головы. Очень хотелось поговорить с ним, узнать фамилию, но побоялся лебединских сплетен. Я уже прослыл немецким переводчиком из-за свого вынужденного посещения и может бать получу пулю от какого-нибудь шального партизана.
20.10.41 г. Начали грабить районную библиотеку. Это неподалеку от нас. Я забил шалевкой разбитое окно. К сожалению, Б.И. настолько разнервничался, что заперся дома и прячется от всех. Нужно будет расспросить, как произошло занятие Лебедина. Откуда подошли немецкие части к городу.
21.10.41 г. Грабежи во всем разгаре. Забил шалевкой окна и двери Музея, которые выходят в сад на веранду.
23.10.41 г. Снова начали грабить районную библиотеку. Туда никто не показывается. Насилу отыскал ключ у одной сотрудницы и опять забил окна. Пришел Б.И. – совершенно пьян!
26.10.41 г. Положение все такое же. Часов в 3 ночи грохочут возки. Это отправляются на добычу, главным образом бабы. Возвращаясь поздно вечером, видишь впереди идущую фигуру с ношей. Идущий спешит отступить в сторону, чтобы не быть узнанным. В домах, мимо которых проходишь, слышаться зловещие трески и шорохи – это «работают» мародеры. О БЕДНЫЕ ЛЮДИ БОЛЬШОГО ГОСУДАРСТВА! ЭТО ТОТ ЗВЕРИНЫЙ ЛИК, КОТОРЫЙ ЧУДИЛСЯ ДОСТОЕВСКОМУ!
Продовження наступного тижня…
