В публікації збережено мову оригіналу – російську та стилістику автора щодо викладення фактів. Думка автора щодо оцінки і перебігу історичних процесів в Лебедині може не збігатися з думкою працівників художнього музею та читачів цих матеріалів.
Конец безымянной банды и её атамана
Появление милиции в Алешне было встречено ночным обстрелом нашего расположения, с опушки леса. Правда, пули никого не задели потому, что с этой стороны нас прикрывала кирпичная стена в три метра высотой. Но каждую ночь мы ожидали большего, и это нас сильно изматывало. Причём, одновременно бандиты вели по нам обстрел, а на другом конце села – грабили население. Я информировал об этом начальника уездмилиции, и в начале сентября в Алешню прибыла рота пехоты. Она заняла школу и наше помещение, а мы переместились в другую часть Алешни.
Несколько слов о самой Алешни. Когда-то, видимо, в давние времена место, где теперь возникла Алешня – в глубине большего леса, на десятки километров оторванная от других населённых пунктов, и царское правительство избрало Алешню – местом для ссылки представителей уголовного мира, как русской, так и украинской национальности. Причём, от центра этого посёлка, русские строились по одну сторону, а украинцы – по другую. Этим я хочу сказать, что богатые дворы, как той, так и другой национальности, от бедных отгораживались крепостными стенами. Это происходило и на той, и на другой половине села. Таким образом, мы с одной крепости переместились в другую. Это был дом бывшего торговца. Дом был кирпичным, в два этажа. Первый этаж был построен коробкой, без окон. Половина этой коробки была отведена под магазин, вторая – под склад. На верхнем этаже была квартира купца. Вход в квартиру шел по лестнице с магазина. Дверь, ведущая в магазин, была толстая, железная. Двор был обнесён кирпичной стеной в три метра высоты, с высокими въездными воротами. Одним словом это была купеческая крепость, и мы, безусловно, воспользовались ею, и на ночь закрывались наглухо.
И вот, в одну сентябрьскую тёмную ночь, в районе расположения роты, вспыхнула пулемётная перестрелка. Она продолжалась с пол часа. Я по тревоге поднял своих людей, но на выручку не пошел, т.к. у меня здесь было всего двадцать два человека, и только с винтовками. Но вот, раздался топот, команда приблизилась к нашему дому, и пулемётные очереди хлестнули уже по нашим окнам. Посыпались стёкла, а с потолка – штукатурка.
– Сдавайтесь, красноголовые! – кричала банда под окнами.
У нас было несколько гранат, и мы выбросили одну. Она разорвалась внизу, и бандитов немного отпугнула. Но, вот кто-то из них закричал:
– Давай их выкуривать!
Настала пятиминутная тишина, а потом с под кирпичных стен нашего дома повалил густой дым, раздался оглушительный гогот бандитов.
– Давай, давай, ещё соломы! Нет соломы – тащи снопы! – кричал их командир.
Я сначала подал команду: «Ложись на пол!». И легши сам, заметил, что дым в одни битые стёкла входит, а в другие выходит. Подал вторую команду:
– Бей прикладами все стёкла в окнах и ложись по два-три человека для охраны окон! – кричал я.
И дым начал подыматься с пола, подобно брошенной на землю скомканной сетки, после её натягивания. Теперь дым висел над полом, на уровне окон, а мы лежали на полу, ниже уровня дыма.
Так продолжалось до рассвета. Дым в нашем помещении и шум на улице с рассветом стали уменьшаться. Мы осторожно выглянули с окна и увидели, как банда отходит от Алешни на юг, в направлении соседнего села, находящегося в трёх-четырёх километрах от Алешни, в низменной равнине. Банда была большая. В ней были конные и пешие.
Мы, образно выражаясь – «откупорились», вышли на улицу. Оказалось, что ворота во двор – открыты, и лошадей наших нет ни одной. К нам вышли с плачем и два соседа. У одного бандиты забрали и подожгли под нашим домом всю солому и часть снопов не обмолоченного хлеба, а у другого взяли тёлку на мясо. Мы приступили к тушению под нашим домом тлевшей ещё соломы и снопов. В это время к нам подъехали несколько кавалеристов, с красными бантами на груди.
– Что вы делаете? – спросили они.
– Тушим огонь. Банда выкуривала с этого дома милицию, – ответили мы.
– А где банда? Куда она ушла?
Мы показали на село, куда отошла банда.
Кавалеристы возвратились, и тут же к ним подъехал их командир.
– Так, куда банда скрылась? – спросил он нас.
Мы указали на село, куда они направились.
Командир возвратился к своим колонам кавалерии, которая стояла на широкой улице, что вела на Чупаховку, и кавалерия рысью двинулась по этой улице дальше.
Через час начала подъезжать сюда на подводах – пехота, а с пехотой и три орудия на конной тяге.
Теперь командиры избрали наш дом для наблюдения, что-то там долго смотрели, высматривали, потом выбежали оба из дома, начали подавать команды.
Пехота начала рассыпаться в цепь, артиллеристы сняли орудия с передков, направили дула орудий на село. Командир артиллеристам подал команду:
– По населённому пункту, по два снаряда – Огонь!
Полетели в сторону села один за другим шесть снарядов. Сосредоточенная там банда вышла из села. Обозы пошли прямо, кавалерия правее. Через время и обоз и кавалерия бросились бежать обратно. Оказалось, что они попали в засаду нашей кавалерии. Теперь, двинулась вперёд пехота в цепи. Через час банда была полностью окружена и сложила оружие. Удалось прорваться и сбежать не больше, чем десяти-пятнадцати бандитам.
Я, во главе своей милиции и нескольких крестьян, стояли и наблюдали, как слаженно и чётко действовали военные части по окружению банды. Теперь солнце уже поднялось над горизонтом, туманная дымка рассеялась и местность с нашей возвышенности хорошо просматривалась. И вдруг, видим, летит галопом какая-то лошадь в наше расположение.
– «Мазун» летит, – крикнул Кондрат Метела, мой земляк с Будылки. – Ей Богу, «Мазун», – кричал он.
И действительно, когда лошадь стала к нам приближаться, мы в нём познали нашего «Мазуна», и начали ему кричать: «Мазун, сюда!». Но «Мазун» пробежал мимо нас ещё метров пятьдесят, круто развернулся и подошел шагом ко мне склонив голову.
«Мазун» – это был мой любимый конь. Ему дали такую кличку исключительно случайно. Это было после разграбления сахара в селе Чупаховка. В колодец, из которого мы брали воду для своих лошадей, кто-то бросил три мешка сахара. Сладкая вода очень понравилась моему коню, за которым теперь начал ухаживать Метела. Он это заметил, начал давать сахар коню с горсти. Конь с рук этот сахар слизывал губами и просил ещё, склоняя свою голову ему на плечо. За это он и получил кличку «Мазун». С тех пор, я или Метела, начали давать ему утром горсть сахарного песка. Вот он теперь вспомнил об этом, будучи в плену, и прибежал к нам.
Подкормив коня сахаром, я поехал просить командиров вернуть наших лошадей. И нам их вернули. Пусть и не все наши, но пятнадцать лошадей с сёдлами мы получили.
Теперь, мы переехали в старое помещение. Банда нас больше не беспокоила, а через пару недель к нам прибыл со своим отрядом Андрей Фролов. Мы объединили с ним наши усилия, начав прочесывать отдельные участки леса. Прошла ещё неделя, но наши поиски остатков банды закончились безрезультатно.
И вот однажды утром Андрей Фролов мне сказал:
– Сегодня мы с тобой их найдём. Я знаю, где они должны теперь быть.
Мы позавтракали, оставили моему заму Кукленко человек десять с лошадьми, а человек пятьдесят взяли с собой и двинулись пешим строем на розыски остатков банды. Но теперь мы пошли не в сторону большого массива леса, что брал своё начало, почти от самого села Алешни, а по дороге на село Мартыновку. Здесь, отойдя от Алешни пару километров, мы подошли к оврагу, поросшему лесом, спустились в овраг, и оврагом вошли в большой лес. Так мы прошли ещё пару километров. Поднялись по не широкой балке на небольшую возвышенность леса. На опушке стояла одна единственная обшарпанная изба. Мы залегли по канаве, метров в тридцати за этой избой, и начали прислушиваться. Из этой избы к начали доноситься пьяные голоса, они пели:
Анархия – мать порядка!
Земная краса!
Только она, только она,
Творит чудеса!
– Кого с твоих пошлём? – спросил меня Андрей.
– Безуглого и Метелу, – ответил я.
– А я пошлю Камая и Фому Фролова.
Мы подозвали этих товарищей и приказали забросать дом гранатами. Они выскочили из канавы и побежали к дому, забежали с двух сторон, начали бросать гранаты. После взрыва гранат, побежали и мы к дому.
Из избы неслись ойки, а один голос просил больше гранат не бросать и не убивать его, он выдаст нам своего атамана. Мы ему приказали выбросить через окно всё оружие, которое там есть, и выходить самому с поднятыми руками. Так он и сделал, после чего мы связали ему руки сзади.
– Где атаман?
– Атаман больной тифом, он лежит недалеко отсюда в кустах орешника, – ответил он.
– А здесь кто? – спросили мы, указав на избу.
Он назвал фамилии ещё шестерых человек.
– Живые есть? – спросили мы.
Он ответил: «Не знаю».
Мы вошли в избу. Там находились теле шестерых уже мертвых человек.
– Как же ты остался в живых? – спросили мы.
– А я лежал на печи, у меня живот болел, – ответил он.
-Ну, веди нас к атаману, – приказали мы.
Атаман лежал в пол километре отсюда, в густом высоком орешнике. Ему там была устроена мягкая постель из листьев на широкой подвесной койке, устроенной из жердей орешника, положенных на вбитых в землю деревянных рогатках, и оплетённых снизу лозой. Сверху он был укрыт двумя шерстяными рядками, листья были застланы тоже рядном, голова его лежала на подушке. От дождя над ним был натянут брезент. Атаман тогда был без сознания, тихо бредил.
Отсюда мы послали своих ребят в Мартыновку и они пригнали пару подвод и троих человек с лошадьми. Фролов приказал этим людям похоронить убитых. Атамана и пленного бандита мы взяли на подводы и повезли в Алешню.
А с Алешни Андрей Фролов со своим отрядом и пленными сразу же выехал в Лебедин.
Район новый – задачи старые
В начале октября меня снова вызвали в Лебедин в уездную милицию. Василий Ильич сказал:
– Надоело тебе в Алешне. Думаю перевести тебя ещё в Боброво начальником милиции.
– А, Карпа Ивановича Безуглого куда? – спросил я.
– Переводим в Лебедин. Он больной туберкулёзом, ему лечиться надо.
– А какая теперь там обстановка? – поинтересовался я.
– Гроза того края атаман Кучер убит, банда его распалась и для тебя ничего страшного теперь там нет, – ответил Василий Ильич. – Так что, поедешь в Боброво? – переспросил он меня.
– Поеду, при условии, – сказал я, – если Вы переведёте со мной и мой конный отряд милиции.
– Хорошо! – сказал Василий Ильич. – Десять конников вас устроит?
– Устроит! – ответил я. – Только по выбору.
– Хорошо, берите десять конных милиционеров с Алешни по выбору, и завтра же переезжайте в Боброво.
Село Боброво, в которое я тогда переехал, отличалось от других тем, что там были благоустроенные помещения для размещения милиции. Они стояли на правой, высокой стороне реки Псел – доминирующей над окружающей местность высоте. Здесь, говорили жители этого села, – жили паны до революции, и то наездом, только в летнее время. Зимой они довольствовались тем, что здесь у них было два человека. Один охотник, один рыболов. Они ловили в Псле рыбу и вели отстрел зайцев, замораживали их и отправляли в Петербург.
Это видимо был какой-то богатый и знатный вельможа, что было видно и по убранству его владений. Его многогектарная усадьба с садом, парком и большим двухэтажным домом с колоннами в центре, была обнесена кирпичной стеной двухметровой высоты, почти от самой реки, вверх уступами по пять-шесть метров длинной, и каждый выступ украшался статуей лежачего льва. На столбах ворот и калитки красовались такие же львы, но больших размеров. Улице села делила эту усадьбу на две части. По правой её стороне числился рабочий двор. Здесь были конюшни и другие жилые постройки, обнесённые такой же стеной с украшением из лежащих львов. Это и был теперь двор, где расположилась милиция.
Въезд и выезд из села Боброво был трехсторонний. От села Селище дорога пролегала по низменному сенокосу, через реку Псел по длинному деревянному мосту с подъёмом в гору; от села Каменное тянулись две дороги, одна лугом, другая лесом, но при въезде в село Боброво они сходились вместе при подъёме на гору, так как с одной стороны вниз спуск был обрывистый, с другой стороны – глубокий овраг, опоясывавший с тыльной стороны почти две трети села. И только от села Пристайлова въездная дорога тянулась по равнине возвышенности.
Это я описываю по тому, что в те времена нужно было эту истину знать с первого дня приезда на новое место. Иначе за незнание таких вещей, человек может дорого поплатиться.
Через недельку ночью по дороге из села Пристайлово ко мне в Боброво приехал со своим отрядом Андрей Иванович Фролов.
Он заявил:
– Будем встречать банду Махно!
– А где она? – спросил я.
– Вечером двигалась на Московский Бобрик. А где она сейчас – неизвестно. Её преследует группа кавалерии Саблина, – ответил Андрей Иванович.
– А что от нас требуется для встречи? – переспросил я.
– Ответить по ним метким огнём, – сказал Фролов. – Перед нами поставлена задача задержать банду под Боброво, если она будет сюда проходить.
– А если она сюда не пойдёт? – спросил я. – Как тогда быть?
– Мы займём оборону и вышлем разведку в двух направлениях.
Отряд Андрея Фролова тогда состоял из восьми тачанок, из них две – со станковыми пулемётами, остальные шесть – возили его пехоту, да двадцать человек кавалерии. У меня же здесь было одиннадцать конных и шесть пеших.
Мы с Фроловым заняли оборону в направлении на мост через реку Псел по дороге от Селища, поставив здесь один станковый пулемёт и цепь его пехоты. Другой пулемёт установили на въезде от села Каменное на возвышенности, над оврагом, направив его на соединение дорог из Каменного в Боброво. Конных по пять человек выслали в разведку, Фролов – в направлении на село Бобровку, я – на село Каменное. Остальных конных оставили в резерве.
Ночь была тихая, с востока надвигался рассвет, ярко блестели в небе звёзды, от реки начинал подниматься туман. В эти минуты мы услышали со стороны села Каменное топот лошадиных копыт. Все приготовились стрелять.
Подаю команду:
– Пропустить своих, затем открывать огонь!
Всматриваемся в туманную дымку. Вот первых два или три человека свернули с лесной дороги на въезд. За ними двое делают тоже самое. А там и последний наш разведчик галопом сворачивает на въезд.
Группа махновских кавалеристов, отставшая от моих разведчиков метров на сто, неслась галопом. В это время заговорил Фроловский пулемёт, скосивший первые ряды махновцев. Остальные развернулись и в панике ускакали обратно.
В это время подъехали мои разведчики, пригнав с собой двух махновцев – пленных. Они их взяли при следующих обстоятельствах: въехав в Каменное, они заметили, что махновцы вели переправу через Псёл у водяной мельницы. Переправились уже первые две сотни кавалерии, каждую сотню сопровождали по два человека связных. Они подгоняя обоз второй сотни кричали:
– Быстрее, а то третья сейчас пойдёт!
Это подсказали моим хлопцам крестьяне, перед въездом на Широкую улицу.
– А где связные? – спросили мои разведчики.
– Сейчас только поехали с обозом.
Горовой, Метела, Безуглый, Клочко и Кулёмза выехали на Широкую улицу, стали поджидать связных. Как только связные показались, Горовой закричал:
– Что вы там со второй нянчитесь. Быстро надо! А то наш командир послал вас уже разыскивать!
– Ну и что же? – ответили связные.
– Ничего! – сказали мои хлопцы. – Давайте быстро закурить!
Они съехались и мои хлопцы схватили обоих махновцев с двух сторон под руки и галопом начали удирать.
Махновцы подняли крик. Этот крик услышали их собратья и пустились за моими хлопцами вдогонку. Но перед селом их встретил Фроловский пулемёт.
На выстрелы пулемёта прискакал и Андрей Фролов с остальным своим отрядом. Здесь, посовещавшись, мы решили махновцев закрыть пока под арестом, оставив моих пеших милиционеров для охраны, а самим следовать за бандой Махно.
Выехав за овраг, мы поднялись на возвышенность и перед нами открылась панорама движения банды Махно в сторону села Синевки. Движение было поспешным и хаотичным. От нас оно проходило на расстоянии одного-двух километров. Мы выдвинули свои тачанки с пулемётами вперёд, конные рассыпались в цепь и начали преследование банды. Заметив нас, махновцы ещё сильнее зашевелились, ускорив своё движение на Синевку. Мы увлеклись и пошли рысью за ними. А время шло, утренняя дымка начала исчезать. Махновцы начали спускаться под гору в село Синевку. Мы остановились, чтобы решить «что делать дальше?». Оглянулись. Оказалось позади нас пустая стежка, никого нет. Фролов быстро развернул тачанку и дал очередь по селу Синевка. И тут же скомандовал:
– За мной, в Синевку!
Махновское прикрытие в панике пошло в левую сторону за основными своими силами. Фролов с двумя тачанками, на которых стояли пулемёты вскочил в Синевку. Я с конными за ним.
– Сворачивай вправо! Через мост двигайся на гору! – кричал мне Андрей Иванович.
Я свернул на мост, тачанки с пехотой за мной. И только поднялись на гору, Андрей Иванович Кричит:
– Быстро к лесу!
Впереди, за километр, виднелась опушка леса, и мы направились туда.
Тем временем, основные силы махновцев проехали селом Синевка и поднялись вправо на высоту, к школе. Теперь они увидели, что их преследовал не отряд Саблина, состоявший из нескольких тысяч человек, а кая-то кучка наглых смельчаков. Махно, видимо, рассвирепел и решил проучить нас за эту дерзость. Он направил две сотни кавалерии и пустил их за нами в погоню. Это учитывал Фролов, и зная эту местность, торопил нас к лесу. Нам оставалось добежать сто-сто пятьдесят метров. Махновцы вот-вот должны были нас настигнуть. И тут же мы услышали чью-т команду:
– Проезжай без остановки!
Оказалось, что справа и слева от этой дороги стоят замаскированные три станковые пулемёта. И как только мы проскочили мимо них, они заговорили. Махновцы, что бежали не рассредоточено, посыпались, как груши с дерева после тряски. Основная группа банды Махно, что была сосредоточена от этого места километра за четыре, и отделена от нас глубоким и широким оврагом, не рискнула посылать сюда новые сотни, а подожгла синевскую школу и двинулась дальше гонимая страхом.
Да, теперь махновцев была уже не та сила, с которой мы встречались дважды в Чупаховке. Если первый раз он смог оцепить с двух сторон всю Чупаховку, по длине пять километров цепью кавалерии и группой тачанок с пулемётами, не вводя в действие основных сил, а второй раз брал Чупаховку в полукольцо, то теперь у него оставалось две-три тысячи человек. И у него постепенно начала исчезать та наглость, которая была ему присуща. Раньше он шел рейдом по крупным населённым пунктам, с остановками. Теперь же он мчался, как заяц без остановки на отдых, в обход мест, где могут навязать ему бой.
Нам так и не довелось установить, какая это часть нас прикрыла от махновцев на опушке леса потому, что мы, как только увидели, что банда Махно удирает, решили возвращаться в Боброво, распрощались с этими товарищами и возвратились по той же дороге, которой шли сюда…
На этой дороге тогда лежали убитые и раненые люди и лошади, но мы спешили возвратится в Боброво, нас интересовали два пленных махновца, что бы их допросить.
По дороге мы встретили передовые части Саблина. Они нам сообщили, что банда Махно переправляясь через реку Псел, оставила в речке пять затопленных повозок.
Спешите их забрать, сказали они, а то население их растащит. Фролов послал свои тачанки за трофеями, а я поспешил с ним вместе к себе.
Перед въездом в Боброво, мы решили осмотреть место работы нашего пулемёта на рассвете. Здесь мы обнаружили пять трупов убитых махновцев и трёх убитых лошадей. Во дворе милиции обнаружили расстрелянных пленных махновцев. Их расстреляли какие-то командиры из отряда Саблина. Так, нам и не удалось допросить пленных.
Последний атаман
Село Каменное в силу каких-то особых обстоятельств, служило тогда за столицу бандитизма. Оно расположено на юго-запад от города Лебедина, и углом вклинивается в гадяцкие хутора Полтавской области. А это бывшие столыпинские хутора являлись тогда базой снабжения бандитизма продуктами питания, самих бандитов и снабжение фуражом их средств передвижения. Поэтому Кучер и избрал это место себе за центр своей деятельности. Отсюда он совершал набеги на Пристайлово, Будылку, Боровеньки, Бобрик и другие. Но постепенно органы советской власти укреплялись, ширилось их влияние на крестьянские массы. Крестьяне начали ограничивать аппетиты бандитов. В особенности, когда крестьяне узнали о новой экономической политике Советской власти. При этом, некоторые из них, что раньше были очень щедры по отношению к бандитам, теперь начали на отрез отказывать им в помощи.
Однажды Кучер послал своего заместителя Скрипаля за очередным сбором продуктов и фуража по хуторам. Скрипаль вернулся с очень бедным сбором, но зато привёз два сундука вещей.
– Что за вещи? Где ты их взял? – спросил Кучер.
– Конфисковал у советчика! – ответил Скрипаль.
– У какого советчика? Как конфисковал? – спрашивал его Кучер.
– Как, спрашиваешь? Вырезал их всех и забрал их вещи, – ответил Скрипаль.
– Кого, всех? – допрашивал его Кучер.
– Всех Шморгунов в Дубраве, – ответил Скрипаль.
– Как? – аж подскочил Кучер. – За что?
– А что же он мне заявляет, что хватит, мол, Вам болтаться, сдавайтесь на милость Советской власти и не мешайте нам работать.
– Я его спрашиваю: мы вам мешаем работать?
Он говорит:
– Да! Мешаешь нам работать.
– Мы защищаем вас от Советской власти! – говорю ему.
А он мне ответил, что теперь Советская власть защищает крестьян от нас – бандитов.
– Так, разве это не советчик? – кричал Скрипаль.
– Хорошо, – ответил ему Кучер. – Вечером обсудим этот вопрос на собрании.
Эти подробности мне рассказал сам Скрипаль на дороге, когда он был нами пойман. Далее события, как он говорил, разворачивались следующим образом: «на собрании Кучер обвинил меня в том, – говорил Скрипаль, – что я рублю тот сук, на котором сижу сам, и поэтому он Кучер, требует от меня, что бы я от него отделился.
– Хорошо, – сказал я. – Я отделюсь.
Я отошёл в сторону и объявил:
– Кто со мной, выходи ко мне!
Вышло человек десять.
– А у Кучера сколько осталось? – спросил я.
– Больше ста человек, – ответил мне Скрипаль.
– Продолжайте дальше, – сказал я.
– Тогда я решил, – говорит Скрипаль, – выкрасть у Кучера часть лошадей и продать их на свои нужды.
– Ну, и что же, удалось выкрасть?
– Удалось, – ответил Скрипаль. – Я со своим отрядом тогда ночевал на том же хуторе, где ночевал и Кучер. Я Кучеру сказал:
– Твои хлопцы выморились, пусть отдыхают. Сегодня я беру охрану на себя.
А с вечера хорошо ещё выпили и легли спать.
Ночью я со своим отрядом выкрал у Кучера первую партию (десять) лошадей и отправил их конокрадам. Утром ко мне явился Кучер. Он был взволнован и нервный:
– Где мои лошади? – спросил тогда он.
– Не знаю, где твои лошади и что с ними, – ответил я.
– Ах, так! – крикнул на меня Кучер и поднял два нагана в обеих руках, нажал курки. Но оба дали осечку. Тогда я сказал:
– Разве так стреляют? И выстрелил в Кучера со своего браунинга. Пуля попала в левый глаз и вылетела в задней части черепа. Кучер был убит сразу наповал.
Я сначала подумал, что его люди бросятся на меня, но так не случилось. На второй день мы все вместе похоронили Кучера и я объявил себя атаманом. Но с этого ничего не вышло. Кучеровцы разбились на группы: одни сами сдались Фролову, других он поймал, кого-то убил. Мои люди тоже сбежали в отряд Стешенка на Полтавщину, а нас осталось только двое. После этого попал к вам. Он склонил голову и добавил:
– Можете делать со мной что хотите.
Это были последние дни октября 1921 года. Ночи уже были длинные с обилием росы и утренних приморозок. Скрипаль, его друг и их спутницы, тогда начали строить себе на зиму землянку, где-то в овраге, недалеко от дороги Каменное – Великий Будиш. И надо ж быть тогда такому совпадению, что выпущенные на дневное пастбище лошади моего старшего милиционера Скрибки зашли в этот овраг, а его младший брат в поиске лошадей, заметил Скрипаля, строящего себе землянку. Сообщил об этом мне по телефону. Я сейчас же отправил на поиски Скрипаля пять своих конников, но не как кавалеристов, а как пастухов-ночлежников. К оврагу их привёл милиционер Скрибка. Они поехали все верхом, без сёдел. Винтовки у них лежали поперек спины лошадей. Они выдавали себя за пастухов, и им это удалось. Удалось ещё и потому, что пока они подъехали к оврагу, на дворе – потемнело, и темнота усилила их маскировку. Они спустились в овраг. Скрибка и Горовой направились к землянке. Скрипаль маскируя землянку, не обратил на них внимания, пока не подошли к нему вплотную, и Скрибка выстрелил в Скрипаля из нагана. Пуля пошла у Скрипаля под рукой, не задев его. Началась рукопашная. Они сцепились и упали. Браунинг Скрипаля выстрелил в землю. Горовой тоже навалился на Скрипаля и его связали. Их спутницы бросились бежать, но их тоже поймали.
Удалось сбежать только помощнику Скрипаля, который находился внутри землянки. Он сделал паузу, выскочил и скрылся в темноте.
О поимке Скрипаля мне сообщили по телефону. Я выехал в село Каменное и там допрашивал Скрипаля. Утром Скрипаля переправили в Боброво. По дороге он бросился бежать, и при побеге был убит наповал. Чья-то из наших пуль ему попала под левую лопатку и прошила грудь. Так был убит последний атаман на Лебединской земле.
С ликвидацией банд, Бобровский, Штеповский и ряд других участков милиции были сокращены и весной 1922 года я переехал в город Лебедин, и поступил в резерв уездной милиции.
Конец второй книги
