Теперь мы обратимся к личности наказного гетмана Павла Полуботка и попытаемся дать ей беспристрастную оценку. Существуют два взгляда на этого исторического деятеля: одни, преимущественно малорусская интеллигенция, считали и считают Полуботка героем долга, прямым и честным бойцом за права малороссийского народа, не побоявшимся прямо в глаза сказать горькую правду суровому властелину; другие, с царем Петром во главе, видели в Полуботке и его товарищах по заключению защитника только своих личных интересов, не пренебрегавшего для своих целей никакими средствами.
Чтобы разобраться в этих взглядах, предварительно необходимо сделать краткий обзор состояния Малороссии в конце XVII и начале XVIII века.
В начале XVII века положение русского населения, обитавшего в южнорусской окраине, сделалось невыносимым вследствие страшных притеснений поляков. Эти притеснения были политического, экономического и религиозного характера.
Предшествовавшие восстания Наливайка (1595) и Павлюка (1618) были усмирены Польшей и сами предводители были замучены в Варшаве. Остервенелые казаки были беспощадны к своим притеснителям – полякам и евреям. Но культурные поляки не пожелали остаться у них в долгу, – в своей неистовой мести они жарили и варили детей побежденного южнорусского населения, сыпали старикам уголья за голенища сапог, на грудях женщин палили порох и т. д. Но восстания не прекращались, хотя казаки неизменно несли поражения, т. к. их ордам недоставало правильной военной организации, денег и вооружения. Однако же счастье склонилось в их пользу, когда обстоятельства на арену исторической деятельности выдвинули Богдана Хмельницкого. Неоднократно одержав над поляками блестящие победы, Хмельницкий пришел к ясному убеждению, что одолеть Польшу своими силами нет возможности; сносный для казаков мир с поляками был также невозможен. Польша не замечала в казацких волнениях исторической необходимости и хотела «мстить своим холопам до самой смерти». И пришлось Хмельницкому просить Алексея Михайловича «принять казаков под свою высокую руку». В Москве не сразу приняли это предложение, т. к. не хотели войны с Польшей. Лет шесть тянулось дело: русское правительство решилось действовать только тогда, когда Хмельницкий пригрозил, что он принужден будет совместно с крымцами и поляками действовать против Москвы. В Переяславле (1654) казаки присягнули на верность русскому царю. При этом число казаков было определенно только 60 000. Это было привилегированное сословие; попавшие в казаки не платили подати, владели землей, которая считалась «войсковой» и получали жалованье, т. к. считались служащими на военной службе. Остальной народ правами казачества не пользовался: это были мещане, жители городов и поспольство или посполитые – земледельческий класс.
Мещане и посполитые должны были платить подати и нести разные повинности. Конечно, духовенство было на особом положении. Таким образом, население Украины распалось на две половины: класс полноправных казаков, из которых выбиралась старшина, и неполноправных – посполитых и мещан. Мещане, занимаясь торговлей и ремеслами, в большинстве случаев создавали себе сносное положение благодаря постепенному накоплению в их руках богатств. Но положение посполитых – хлебопашцев было очень тяжелое. Украинские земли считались войсковыми. Владение землею зависело от «войска». И вот всякий казак всеми мерами старался присвоить себе большое количество земли, выпрашивая ее у казацкого начальства или даже силою отнимая ее у своего соперника. Оттуда бесконечные иски и тяжбы по поводу того, что такой-то ласкавый ясновельможный пан отхватил грунты и местности у другого такого же пана. Казацкие чиновники, т. е. старшина и более богатые и предприимчивые из казаков присвоили себе власть над землями посполитых и постепенно сосредоточили земельную собственность в своих руках. Таким образом, казачество разделилось на две части: казаков «значних», т. е. состоятельный класс и чернь – казаков, не владеющих землей, но и не плативших податей. Ка – / / …чернь образовали казаки, почему-либо утратившие, чаще всего пропившие свою недвижимую собственность. Посполитые крестьяне оказались в порабощении у значных, именовавшиеся по польскому обычаю панами.
Знатное казачество вполне усвоило себе польские взгляды и отношения к неимущему классу, который оказался в порабощении у значных. Казацкая старшина и значные казаки заботились о «вольностях» казацких, именно только о тех правах, которые принадлежали им и обеспечивали их служилые и имущественные права и льготы. Об остальном населении они не думали и не говорили. О правах, равных для всего южнорусского населения, значные казаки речи не говорили, т. к. считали, что поспольство должно служить для их благосостояния.
Значные казаки понимали казацкую свободу по-польски: быть свободным — это значит иметь права, каких нет у остального населения. А между тем, среди поспольства, которое составляло огромное большинство населения, было убеждение, что разделение на казаков и посполитых произошло случайно: богатые попали в казаки, а бедные попали в посполитых, простых мужиков; на самом же деле все одинаково несли тяготу войн с Польшей и освобождение от польской тирании произошло благодаря единодушному желанию присоединиться к Москве. Таким образом, в Малороссии оказалось два враждебных класса: имущие значные казаки и посполитые, к последним примыкала и казацкая чернь, т. е. безземельные и малоземельные казаки. Среди простого народа нередко обнаруживалось стремление грабить богатых и значных казаков, т. к. их имущество считалось плодом обирания поспольства.
Земля собственно была «войсковой», общественной. Но владели ею по праву первого захвата или с разрешения казацкой старшины. Старшина присвоила себе власть и над мужичьими грунтами и посполитые постепенно обращались в простых крепостных; многие из них по местам отбывали панщину или сидели на оброке. Да и то из посполитых, которые сидели на предоставленных им грунтах, не могли быть уверенными, что их грунт и впредь останется за ними; владелец всегда мог стеснить их. А между тем, по смыслу договора Богдана Хмельницкого посполитые были только московские тягрецы, крестьяне, не находящиеся в крепостной зависимости от помещиков.
В договоре сказано: «кто казак, тот будет вольность казацкую иметь, а кто пашенный крестьянин, тот будет дань его царскому величеству отдавать». На деле же выходило, что вместо пана-поляка над посполитым сидел ополяченный свой брат – пан, значный казак всецело усвоивший владельческие вкусы польского пана. При московских порядках посполитые чувствовали себя тверже, т. к. произвол значных и войсковой старшины сдерживался. Поспольство и казацкая чернь ожидали себе льгот за счет значных и если великорусские чиновники не особенно были дароваты на льготы, то во всяком случае, при московских порядках права и произвол значных урезались. Уже это одно могло служить утешением для посполитых. При новых порядках поспольство ничего не теряло и многое выигрывало. Значное казачество прекрасно это знало и конечно со своей стороны принимало соответствующие меры, чтобы возбудить недоверие к великорусскому правительству. В ход пускались запугивание и угрозы.
Для примера сошлемся на тактику Мазепы, который перед царем распинался в уверениях своей верности и в то же время клеветал на свой народ, особенно на запорожцев, советуя дотла разорить Запорожье. Перед малороссами же Мазепа горько жаловался на новые порядки и таинственно давал понять, что готовится нечто роковое. Запорожцам же он тайно сообщал, что царь ненавидит их и если не искоренят Запорожье, то только вследствие его, Мазепина усердного заступничества. Так поступали Выговский, Брюховецкий и другие. Такова вообще была политика старшины.
Конечно, такого рода приемы не могли ослабить антагонизма между поспольством и значным казачеством.
Что касается П. Полуботка, то это был типичный представитель значного казачества, среди которого он занимал весьма видное место. К нему он принадлежал и по рождению, и по воспитанию. Сын полковника и генерального бунчужного, Павел Полуботок к тому времени получил хорошее воспитание. Он учился в Киевской коллегии, и если судить по тщательности веденных им классных записей и лекций, учился очень старательно и усердно. Воспитание там велось на польский манер: латынь и польский язык были обязательны и более распространены, чем русский.
Вот образчик языка Полуботка: «Донеслося мне ведомо из Чернигова о некоторых плетках, что якобы оныя произошли на контемот (для унижения) и на некуюсь шкодливость (зловредность) особы моей от вас, мости — пана (милостивый государь), чего весьма не сподевалемся (не надеялся)» и т. д. (письмо писано в 1723 году). Полуботок энергично протестовал против нововведений Петра и отстаивал казацкие права, – местный суд, права казацкой старшины и проч. Но это были привилегии господствующего класса населения. О народной массе и ее положении Полуботок никогда не заводил речи. Напротив, известно, что он многих обижал.
Стародубские мещане подавали жалобу, что Полуботок пограбил у них деньги. Известна обширная челобитная на Полуботка попа Гаврилы.
В большинстве случаев он умел заткнуть рот недовольным, не останавливался перед средствами смотря по обстоятельствам: иногда Полуботок обещал полное удовлетворение, только чтобы не жаловались на него (случай с сотником Любецким, когда Полуботок был вызван в Петербург); но вероятнее предположить, что чаще он пользовался другими средствами воздействия, не брезгуя даже убийством: известна судьба значкового казака Загоровского и крамарки Матвеихи Марьи, убитых по приказанию Полуботка. Из приведенных фактов видно, что Полуботок не делал различия между поспольством и значным казачеством, одинаково распоряжаясь жизнью и имуществом как тех, так и других, согласно своим целям и желаниям. О том, что Полуботок не останавливался перед подкупом, мы говорили выше: содержание тайной инструкции Румянцеву стало известно Полуботку с товарищами, т. е. Савичу и Чернышу, благодаря именно этому способу. Отметим еще одну черту в характере Полуботка: он был человек суеверный; отставной палач Игнатов и вдова Наталья Кривка «ворожили, чтобы быть Полуботку гетманом».
Из сказанного выше можно сделать вывод, что наказной гетман был личностью не на высоте нравственного совершенства. Такого же мнения были о нем и те из современников, которые могли открыто выражать свой взгляд. Обер-прокурор Скорняков-Писарев думал, что Полуботок — человек худой совести и надлежащим правителем быть не может; а царь прямо таки полагал, что Полуботок слишком хитер и может при известном стечении обстоятельств оказаться изменником. И тем не менее Петр Великий после смерти гетмана Скоропадского назначил исполняющим обязанности гетмана именно Павла Леонтьевича Полуботка. Это значит, что царь считал его лучше других. И действительно, Полуботку ведь нельзя отказать в уме и способностях. Это был человек ловкий, смелый, не терявший присутствия духа во время опасности и настойчиво отстаивавший свои цели; все средства он считал дозволенными, но это, кажется, был принцип его времени. Таким образом, Полуботок был человек незаурядный. Но все же его нельзя считать выдающейся личностью: он был слишком человеком партии и преследовал свои партийные интересы. Для всего малороссийского народа Полуботок не мог быть полезным деятелем: поспольство и мещане, составлявшие огромное количество населения, не видели от наказного гетмана облегчения своему тяжелому положению и впредь не могли на это надеяться. А потому Украина в критический момент не поддержала Полуботка: значное казачество — потому, что не могло этого сделать, а поспольство и мещане совсем не хотели оказывать поддержки, т. к. стремления и домогательства казацкой старшины с Полуботком во главе были для них положительно не выгодны.
Важно было бы установить, понимал ли Полуботок современные события,в которых он сам был действующим лицом и верно ли их оценивал. Как смотреть на его стойкую защиту прав малороссийского казачества? Надеялся ли Полуботок на успех, или же его выступление исходило из сознания, что совершившегося не вернешь и лучше пожертвовать собою, чем покорно уступить роковым обстоятельствам? Современники разделяли последний взгляд, видя в Полуботке добровольную политическую жертву на алтарь попираемых прав значного казачества, т. е. служилой и имущественной аристократии. Это видно из того, что личность Полуботка была сильно идеализирована: он был представлен мучеником долга, чуть не святым — так, он будто бы предсказал посетившему его в крепости Петру свою и его скорую кончину.
Полуботок будто бы сказал: «Скоро Петр и Павел предстанут на суд Всевышнего».
Но мы знаем, что до святости Полуботку было далеко; к жертвам каким бы то ни было Полуботок также был мало склонен, т. к. сумел устроиться наилучшим образом и впредь желал пользоваться своими преимуществами. Вся деятельность Полуботка показывает, что он страстно стремился к своей цели, следовательно, надеялся на успех. В задачу Полуботка входило отстоять все привилегии казацкой старшины, добиться избрания гетманом, а посодействовать выборам в свою пользу он, конечно, сумел бы ловко воспользовавшись своим исключительным положением. Для достижения означенных целей прежде всего приходилось бороться с Малороссийской коллегией. Удивительно, что при всем своем уме Полуботок не умел установить своих отношений к Вельяминову и сразу взял неверный тон. В сознании Полуботка коллегия почти отождествлялась с Вельяминовым. Полуботок полагал, что добившись гетманства, он одолеет и Вельяминова, коллегию. Распоряжения коллегии, основанные на данной ей инструкции, Полуботок считал чисто личным делом президента Вельяминова.
Кажется, Вельяминов иногда сознательно хотел внушить старшине эту мысль: иногда распоряжения Сената или царя он приводил в исполнение без указаний на данный ему указ, давал право думать, что поступает самовольно. Это произошло вследствие крайне натянутых отношений между Полуботком и Вельяминовым.
Такое понимание Полуботком деятельности Вельяминова весьма характерно: воспитанный в шляхетских понятиях, привыкнув отождествлять административную деятельность с личным усмотрением и произволом, Полуботок и в Вельяминове видел только самоуправца, который мог прижимать старшину или же мироволить ей по своему усмотрению. На самом же деле Вельяминов поступал на точном основании данной ему инструкции и не препятствуя Полуботку жаловаться на него, испрашивал у Сената более точных и подробных указаний относительно своей деятельности. Царь видел легальность президента малороссийской коллегии и всегда его поддерживал. Таким образом, окружающая среда наложила на Полуботка неизгладимую печать. Многие из казацкой старшины лучше Полуботка понимали положение дела, особенно казацкие полковники: учреждение коллегии без сомнения тревожило их главным образом в том смысле, что теперь нельзя уже было слишком явно наживаться на войсковой счет и самовольно захватывать войсковые земли; но полковники сознавали, что прежние времена безвозвратно прошли и что по новым временам впору только удержать приобретенное. Грунтов же и маетностей войсковых у них имелось достаточно для беспечного существования; почета и власти было также немало. И все это можно было удержать, смирно сидя на своем месте и не переча коллегии. Полковники так и делали: ни под какими мемориями они не хотели подписываться, несмотря на усиленные увещевания и приглашения Полуботка. Полагаем, что и Полуботок понимал все это, но приспосабливаться к новому курсу он не хотел: слишком уж сжился он со своими понятиями и менять их на склоне дней ему не хотелось. Привыкнув за время правления безхарактерного Скоропадского к почти неограниченной власти, Полуботок раздражался всем новшествам, да и карман его несколько страдал вследствие налогов на маетности старшины, назначенных Коллегией. Полуботок решил ни в чем не уступать. Конечно, он прикрывался генеральной старшиной, но это была только удобная для Полуботка форма.
Безличная генеральная старшина была игрушкой в руках опытного и умного черниговского полковника, практически бывшего полновластным гетманом. Вступая в борьбу, Полуботок хорошо ориентировался. Тактика его была правильной: он старался удержать права казацкой старшины, указывая, что этого хочет весь малороссийский народ. Но тут была и важная ошибка: простой народ не хотел и не мог хотеть своего бесправного положения. Полуботок рассчитывал, что ему удасться скрыть от великорусского правительства настоящее настроение народа. Но провести или обмануть царя было трудно, положение дел было хорошо известно Петру и Полуботок, уличенный в интригах и подкупе, к тому же сильно подозреваемый в государственной измене, окончил жизнь в крепости, оплаканный только своей партией. Весь же остальной малороссийский народ остался равнодушен к судьбе своего политического представителя. Мы даже не знаем, есть ли малороссийские народные песни, посвященные Полуботку. Мы вправе ожидать таких песен, т. к. судьба Полуботка, слишком резкий контраст между его жизнью и смертью, дает богатый материал для воображения, осеняет несчастного наказного гетмана ореолом страдальца, независимо от его политических стремлений. Лучше всех оценил и понял Полуботка гениальный Царь, он не считал черниговского полковника серьезным противником своего государственного дела. По мнению Петра, Полуботок мог при известном стечении обстоятельств оказаться изменником, «уравняться» Мазепе. Но через 14 лет после Полтавской битвы Полуботок в глазах Петра был просто политический старовер, упрямый и беспокойный человек, своими вмешательствами мешавший коллегии проводить мероприятия центральной власти. Вероятнее всего предположить, что Полуботок и вся старшина была вызвана в Петербург только затем, чтобы развязать руки Вельяминову. Это видно из того, что по прибытию в Петербург Полуботок всюду, начиная с царя, был принят любезно. Его никто ни о чем не спрашивал и не допрашивал до самой той поры, когда Полуботок не начал досаждать своими супликами (прошение) и промеммориями (записки, официальные бумаги). Да и то на первый взгляд дело окончилось ничем. Очень может быть, что царь ограничился бы тем, что заставил бы Полуботка жить у себя на глазах, в Петербурге, как это было сделано с его товарищами, когда их освободили из крепости после смерти Петра. Настойчивость Полуботка погубила его. А тут со всей ясностью открылись его некрасивые деяния: подкуп, подлоги и т. д. Выяснилось, что у этого человека замыслы обширные, только руки коротки. Царь увидел, что Полуботка не возьмешь лаской и посадил его в крепкое место. Конечно, заключение в крепость — мера суровая. Но и в этом случае царь поступил с ним довольно гуманно: Полуботка не пытали, что было в обычае того времени; как содержался в крепости Полуботок мы не знаем, но для него, привыкшего к царственной роскоши и почету, пребывание в заключении должно было оказать удручающее действие. Шестидесятипятилетний старик не перенес крушения заветных надежд и с горя умер в заключении, вдали от своей родины. Мы жалеем Полуботка, как человека, но должны признать, что героем в собственном смысле он никогда не был.
Портрет Леонтия Полуботка (ошибочно считался Гальковским портретом Павла Полуботка), из имения в селе Михайловка 
Портрет Анны Лазаревич – второй жены Павла Полуботка, из имения в селе Михайловка
В заключение скажем несколько слов о портретах Павла Полуботка. Существует литографический портрет Полуботка (с цензурной пометкой 4 сентября 1870 года), изданный, кажется, графом Милорадовичем. На этом портрете Полуботок изображен плотным мужчиной с непропорционально малой головой. Ему за 30 лет, он бритый, с небольшими выхоленными усиками и жидковатыми волосами. Полное, круглое, с отвисшим подбородком лицо говорит о наклонности к спокойной жизни. Глаза мечтательно устремлены вдаль. Полуботок одет в кафтан, застегнутый весьма частыми пуговицами и подпоясан дорогим широким поясом. Сверху надета накидка, вроде гетманской мантии, застегнутая у горла весьма большой брошкой, унизанной камнями. В левой руке Полуботок держит рукоятку прицепленной к поясу сабли. А правая положена на стол подле гетманской булавы или еще какого-то знака власти. Сомневаемся, что это портрет Полуботка: ни лени, ни мечтательности у настоящего Полуботка не было.
Достоверным считаем другой портрет, находящийся в селе Михайловка среди фамильных портретов графа В.А. Капниста. Здесь Полуботок изображен мужчиной лет 50-ти, с пристальным взглядом из-под приподнятых бровей и сжатыми губами. Лицо бритое, но оставлены типичные казацкие усы с проседью. На голове плешь, наподобие тонзуры католических монахов, но спереди и по бокам головы осталась узкая полоса волос. Мужественное лицо Полуботка носит печать скрытности, непреклонной воли и сознания собственного достоинства, смешанного с высокомерным снисхождением. Полуботок в цветном кафтане, поверх которого надета дорогая шуба.
У графа Капниста сохранился также портрет жены Полуботка (неизвестно — первой или второй). Портрет изображает молодую, красивую, с тонкими чертами лица женщину в белом головном уборе, покрывающем всю голову, так что остается незакрытым только лицо.
Сын Полуботка Андрей изображен на портрете человеком лет 30-ти. Имея некоторое сходство с отцом, Андрей сохранил только хитрость и скрытность. Вообще же это человек изнеженный, не способный на смелый шаг. Есть сведение, что у одного казака в мест. Монастырище Нежинского уезда был писаный красками и от времени потемневший портрет гетмана Полуботка, с припиской той речи, которую будто бы он произнес перед своим арестом Петру I. Более подробных сведений об этом портрете неизвестно. Из предметов, принадлежавших Полуботку, у графа А.В. Капниста хранится рубашка наказного гетмана. Она сшита из плотного и тяжелого льняного полотна, с подшивкой для прочности на спине и плечах.
***
Когда уже печаталась настоящая статья, в газетах появилось известие, будто бы имеется «официальное уведомление» относительно наследства Полуботка: будто бы выяснилось, что Полуботок вложил в английские банки 10 000 голландскими дукатами (около 25 00 рублей). Вклад был положен не на текущий счет, а на хранение, вследствие чего процентов не приносил. Вышеозначенная сумма, как говорят, имеется в наличности и в настоящее время и может быть выдана законным наследникам гетмана. Если это известие верно, то оно подтверждает наше предположение, что Полуботок клал свои капиталы на хранение за границей. Но 25 000 рублей весьма незначительная сумма для такого богача, каким был Полуботок. Если будет доказана действительность вклада в Англию, то можно предполагать, что вклады были сделаны и в банки других государств. Осторожный наказной гетман на случай эмиграции или вообще несчастья мог лучше обезопасить себя незначительными вкладами в разных местах, чем одним значительным вкладом в одно определенное место. Таким образом, вопрос о наследстве Полуботка является далеко не исчерпанным.
Збережена мова та стилістика оригіналу
Гальковський Микола Михайлович (19.ХІ/01.ХІІ/.1868 — весна 1933) — російський і радянський учений-історик, етнограф, педагог, краєзнавець, філолог-славіст, літератор (поет, белетрист, перекладач), історик літератури, колезький радник. Автор історичного нарису «Наказной гетман Полуботок» (м. Лебедин, 1909). У 1917 призначений директором Лебединської чоловічої гімназії (нині — Лебединське педагогічне училище ім. А. С. Макаренка), у 1920—1927 рр. — учитель Валківської 7-річної школи. Від 1928 — лектор Інституту народів Півночі (м. Ленінград).
